— Вы действительно одарили меня бюстом богини! — воскликнула она.
— Попробуйте их на ощупь. Сомневаюсь, что вы вообще сможете ощутить присутствие протезов.
Жанет слегка сдавила каждую грудь, и ее глаза еще больше расширились.
— Я не могу определить, где они заканчиваются и начинается силикон.
— Вы также вполне симметричны, — сказал он и стал снимать швы с двух разрезов. — Тридцать шесть — двадцать пять — тридцать шесть. Это не совсем соответствует размерам Венеры Милосской, но вполне пригодно для наших дней. И еще одно, — добавил он и заклеил пластырем последний разрез, который стал совершенно невидим под ее рукой, — я прошу вас носить бюстгальтер. Не имеет значения, насколько мал он будет, главное, чтобы он хоть немного поддерживал грудь и лишил протезы тенденции к сползанию вниз.
— Не беспокойтесь. Я не допущу никаких изменений в том, что вы со мной сделали. А вы можете сказать, сколько мне еще придется пробыть в больнице?
— Ваши челюсти должны оставаться в фиксированном состоянии примерно четыре недели, но вам необязательно оставаться здесь все это время. Думаю, еще две недели госпитализации будет достаточно. Когда у вас намечена свадьба?
— Никакой свадьбы не будет. Похоже, я послала Джеральда к черту.
— Вы не помните этого? — спросил Майк удивленно.
— Должно быть, это была вторая я, которая, как говорит доктор Маккарти, иногда преобладает. — Ее голос стал озабоченным. — Но я не могу допустить, чтобы кто-то внутри меня строил мою жизнь без моего ведома.
— По мнению доктора Маккарти, вторая личность является результатом сотрясения мозга и вскоре растворится.
— А если нет?
— У вас есть основания так утверждать? — спросил он.
— Не знаю, и в этом вся проблема. До сих пор все шло к лучшему. — Я получила новое лицо и красивую грудь, а с Джеральдом я все равно собиралась порвать. Но что бы ни делала моя вторая личность, я все равно за все отвечаю, правда?
— Боюсь, что так, если не будет другого объяснения.
— Что вы имеете в виду?
— Я не могу сказать точно, — сказал он ей, — но у меня есть теория, и когда я смогу обосновать ее, я вам расскажу. Что вы собираетесь делать после окончательного выздоровления? Вернетесь в Чикаго?
— Пока нет, а может быть, и никогда. Дядя Джордж хотел, чтобы я переехала в Вашингтон, и поскольку я уже здесь, я думаю, что останусь. Кроме этого, он считает, что жить в Чикаго будет для меня опасно, особенно сейчас, когда банда Лин Толман должна еще находиться там.
— Возможно, он прав. ФБР все еще охраняет вас.
— По мнению дяди Джорджа, мне следует укрыться где-нибудь, пока я не закончу работу над книгой, но мне не хочется находиться на положении затворницы в его квартире.
Майку пришла в голову мысль.
— У меня есть коттедж в Мэриленде на восточном берегу Потомака к югу от шоссе 1–495. Я как раз ехал туда, когда увидел, что ваш самолет падает. Коттедж находится в уединенном и удобном месте. У вас будет много времени для работы или просто для отдыха, и никто не узнает, что вы там находитесь.
— Звучит заманчиво, — сказала она, надевая рубашку, — но только, если вы разрешите мне его снять.
— Если вы настаиваете. Все равно я бываю там редко, только по выходным.
— Швы сняты, раны заживают хорошо, — написал Майк в истории болезни Жанет Берк перед тем, как уехать из больницы, однако ее ближайшее будущее беспокоило его больше, чем состояние ее здоровья.
Если демон, руководивший действиями признанной королевы чикагской секты поклонников дьявола, действительно переселился в тело Жанет Берк, как он подозревал, никто не мог сказать, когда эта вторая личность, если ее можно было назвать так невинно, может проявиться. До сих пор она появлялась только в «дьявольском» виде, если использовать определение Эллен Страбо, и делала маленькие пакости вроде разрыва помолвки Жанет Берк, которая, по ее собственным словам, уже сама была готова развалиться. Опасность появится тогда, когда она — эта вторая личность — заполучит полный контроль над симпатичной девушкой и во всю силу проявит свое порочное начало.
Из своей приемной Майк позвонил Джорджу Стенфилду в издательство.
— Хорошо, что вы позвонили, — сказал Стенфилд, — мне следовало позвонить вам несколько дней назад и извиниться за грубость Джеральда Хатчинсона.
— К счастью, он не мог ничего доказать, — сказал Майк, — до сегодняшнего утра я не знал, что Жанет прогнала его, пока она сама мне не сказала.
— И правильно сделала.
— А вы знаете, что все это сделала ее вторая личность?
— Нет. — Голос Стенфилда сделался печальным. — Означает ли это, что она преобладает в Жанет?
— Надеюсь, что нет. Она призналась, что сделала бы это сама, если бы ее не опередили, поэтому, может быть, я делаю из мухи слона.
Какую-то секунду на другом конце провода было молчание, потом Стенфилд сказал:
— Вы говорите странные вещи, Майк, объясните, что вы имеете в виду?
— Я и сам еще не уверен в этом, слишком уж невероятным это кажется, совершенно невероятным.
— Все равно, скажите, — попросил Стенфилд, — я видел достаточно странных вещей за свою карьеру корреспондента и никогда не закрывал на них глаза.
— Меня преследует мысль, что перед смертью Лин Толман демон, обитавший в ее душе, каким-то образом умудрился переселиться в тело Жанет, — признался Майк.
— Но это невозможно.
— Мой пациент, отец Джулиан Омира, является главным заклинателем-экзерсистом в своей епархии. Мы обсуждали с ним несколько случаев, которыми он занимался, так сказать, терапии изгнания, и, как он мне рассказывал, это соревнование между дьяволом и его гонителем — кто из них сильнее.